Виктору Корнеевичу Громченко, много лет проработавшему в чугунолитейном цехе и тренировавшему заводскую футбольную команду, исполнилось 80 лет. Дорога в выксунскую «чугунку» оказалась долгой и извилистой, и рассказ о своей жизни ветеран начинает не с работы или учебы, а с футбола.
— Так или иначе вся жизнь у меня связана со спортом. А футбол — моя большая страсть. В 50-е годы прошлого века играл в составе мастеров на первенстве Советского Союза в Томске, затем в Иркутске. С первенства России выходили в класс «Б». Открывались широкие перспективы, но в 1959 году получил травму, и она закрыла дорогу в большой спорт.
Тренировался я у Ивана Ивановича Щербакова, который и отправил меня в институт травматологии. Он говорил: «Связки можно искусственные поставить. Полгода на на костылях, но потом если не разогреешься, когда похолоднее, они могут лопнуть. Так что укрепляй боковые мышцы. Дадут они тебе играть — твое счастье, ну а нет — значит нет».
Помню, в Адлере были сборы: тренировались на отличной большой поляне на берегу моря. Все в восемь утра встают, а я в семь уже вышел — привязывал камни, качал ноги. Затем Владивосток. Игра — и все в порядке, связки не подвели. Успех окрылил. Потом Хабаровск. Соперник попался в команде — просто ас. Такая техника, виртуоз! А я вроде только-только после успешного матча, иду на финт. Он-то меня и подвел. Нога подворачивается — приехали…
Что было делать — непонятно. С образованием-то у меня не сложилось. Поступил было в Томский политех, но в 1956 году меня отчислили из института. Экзамен по электротехнике давался сложно, казалось — ничего не помню. А перед этим томская сборная ехала в другой город и у них некому было играть — сплошные травмы. Мне их тренер позвонил: выручай! Но к ним еще доехать надо. Постоял я у доски без результата, взял зачетку и на выход. Назначили пересдачу на осень. И в день пересдачи — финал в Грозном. Председатель областного спортсоюза пообещала помочь с улаживанием этой ситуации. Но вот я возвращаюсь в институт, а там приказ такой образцово-показательный о моем отчислении за академическую неуспеваемость. Можно бы было похлопотать, да молодой был, горячий. Плюнул на все и отправился в Иркутск. Там стал устраиваться на работу, и тренер местного футбольного клуба пригласил играть. А на следующий день — письмо из Томска: приезжай, все уладим. Но я уже дал согласие, так что остался в Иркутске. Пошел там в техникум. Но учиться было не интересно. Сидят вокруг четырнадцатилетние ребята после семи классов, а я, считай, десять лет отыграл по клубам различным. Ну ее, эту учебу!
А потом — конец футбольной карьеры. Но еще до этого я был знаком с Октябрем Вилковым, тренировавшим выксунский «Металлург», он меня звал сюда. Сначала я подумал, что играть я тут буду чуть ли не со свинопасами — это из мастеров-то! А потом понял —деваться некуда. Пришлось приехать в Выксу с супругой и здесь осесть.
Играть начал, считай, на одной ноге. Два наколенника, да бинтом подтянешь. Тренировал ребят помладше. Устроился на мартен слесарем. И жена Люда говорит: иди учись, только на очное отделение, иначе снова все забросишь. И это было правильное решение. Худо-бедно поступил я в техникум. В 27 лет, смешно! Но все ж закончил весьма неплохо — понял, что без образования никуда. После окончания устроился на чугунолитейный участок, где работал и мой единомышленник Октябрь Вилков.
В чугунке» тоже была команда. Какие ребята — слесари, формовщики. У многих и образование-то было по три класса, до всего доходили сами и становились настоящими асами в работе. Как работали с полной самоотдачей, так и играли. Мы были чемпионами Выксы.
«Чугунка» в то время — один из самых сложных участков. Много ручного труда, изготавливалась масса мелких изложниц. По колено в песке, постоянно пыль, зимой — холод, летом — жара. И тяжелейший план. Сюда работников присылали на исправление: кто выпивал крепко, кто просто к труду приучался достаточно жесткими, но действенными методами. Руководству до ремонта дела, можно сказать, не было. Технология старая. Глину привозили по узкоколейке, женщины ее выбивали из вагонеток кувалдами и клиньями, она зимой примерзала. Коксом топили печи, на них и отогревали и сушили глину, размалывали, перемешивали с песком, приготавливая из нее смесь. Из нее делали опоки. Набивали стержни. Тяжелейший труд!
Стал я пытаться повышать дисциплину, как привык в спорте. Выпивали тогда многие. Бывало, выйду в цех, а там стоит разливщик — еле на ногах, чуть ли не в одной майке. Кругом песок постоянно сырой — плесни на него раскаленный металл, и ладно, если только больничной койкой обойдется дело. Написал распоряжение о наказании того парня. А ему минус 2% премии — смех! Оказалось, он многих снабжал стерлядью, пожалели. Другой хотел напакостничать и все норовил водку пронести. Но я же цех как свои пять пальцев изучил, знал, где обрубщики спиртное прятали, находил и на их глазах бутылки бил: на работе ни-ни! Видел, как многие из них сжимали ломы в руках, думал, сейчас накинутся. Но порядок есть порядок. Случалось, и прогибался, что греха таить. Был один любитель выпить: придет поддатый, как его к работе допускать? Поспит до обеда, а после обеда 4-5 опок делал при норме 4 штуки. Да без всяких шаблонов, на глаз загляденье.
Словом, на решения мастера никто не обижался. Дни рождения всегда отмечали вместе. На демонстрацию — все как один. С гармонями, песнями. Время такое было. И вместе же участвовали в модернизации цеха, которая пришлась на 70-е годы. Цех был газифицирован, а фасонный и чугунный участки объединили. Те люди меня учили жизни, отношению к работе, совести. Они могли подстраховать. Когда второй сын родился, тяжело бывало так, что глаза на ходу закрывались. Коллеги говорят: иди, вздремни, сами знаем, что и как делать. Не раз мне подставляли плечо. Все друг за друга держались и выручали не раз.
Так и работал до самой пенсии. Вот сейчас не могу посмотреть родной цех, увы. На работе не был три года. Очень скучаю по тому коллективу, по той сложной, но интересной обстановке. А футбол — он все равно со мной: то на местные игры посмотрю, то по телевизору. Это навсегда.
Газета «Выксунский Металлург» №28 от 7 августа 2015 года